«Мы были, как скот»: жительница Поморья о жизни в концлагере и оккупации

Валентина Андреевна Горчакова - героиня этого интервью родилась в 1936 году в Орловской области. В раннем детстве вместе с родителями перебралась на Дальний Восток. После школы получила образование по специальности экономиста, познакомилась со своим будущем мужем Валентином, который получал образование в Архангельске. Позже её возлюбленного отправили в командировку на лесную базу в Устьянском районе, и она поехала с ним. Так молодая пара поселилась в только развивающемся рабочем посёлке Октябрьский, где Валентина Андреевна до сих пор и проживает.
 
Некоторые воспоминания вызывают у людей такую душевную боль, что сводит зубы от досады и слёзы подступают к глазам. Есть судьбы, которые война запятнала голодом, жестокостью и годами, проведёнными в постоянном страхе смерти. Так, особенно колкие мурашки вызывают детские истории.

В память Валентины Горчаковой навсегда врезалась металлическая набойка сапога польского надзирателя, которой больно попадало по её детскому телу во время концлагерной жизнь. Она поделилась с нами и другими своими воспоминаниями.

- Расскажите, как война началась для Вашей семьи?

- Мама с бабушкой в огороде что-то делали, а я с младшим братом на кровати сидела, играла. Вдруг открывается дверь и входят немцы. Подошёл один к нам и, чтобы испугать, изобразил выстрелы пистолета. Мы заплакали. Мама забежала в дом испуганная. Немцы ей говорят: "Матка, яйки, кура." А мама заранее знала, что они забирают кур и яйца, поэтому спрятала их в русской печи. Отвечает немцам: "У меня вот нету, у меня двое детей." Что Вы думаете? Петух запел. Вот они и забрали 21 куру и петуха. Мы такой рёв открыли, что, казалось, они из-за нас с братом ушли. Война началась, папу забрали, а нас немцы в концлагерь отправили, в Белоруссию в город Речица. Это был ад, какого не придумать. Дети и взрослые жили рядом, но в разных бараках и бесконечно хотелось есть.

-Какими запомнились надзиратели?

- Надзирателями были немцы, русские и один жестокий поляк. У него на сапогах были металлические набойки. Он нам как даст ими, и мы летим. У меня волосы ещё очень длинные были. Помню, как вчера: он меня за них поднимает в воздух и бросает об землю. Волосы не подстригали ни взрослым ни детям. Мама испугалась за меня тогда сильно и нашла какой-то острый инструмент и покороче отпилила мне волосы. Взрослых гоняли на работы. А мы, ребятня, сами по себе скитались. Если идут местные, то кинут картофелину. Мы все гурьбой бросимся к ней, а надзиратели тут же бежали колотить нас.

Мы пробыли там полгода. Началась бомбёжка, и русский надзиратель говорит: "Нам всем конец. Я отключил электроэнергию. Там дырка в заборе - убегайте, кто может." Много нас вышло. Он нам ещё сказал: "Идите всё лесом, никуда не заходите." Мы стали возвращаться, шли долго-долго. Немножко пойдём и падаем. Полежим и опять пойдём. Ели то, что в лесу найдём. Вот, что удивительно, мы были все изнеможённые и ели даже сырые грибы. И никто ведь не отравился и не умер.

- А каким запомнилось возвращение?

- Когда вернулись к бабушке в деревню на Орловско-Курской дуге, увидели, что там ничего не осталось от бомбёжки. Стали жить в погребе. Справа засек картошки, рядом засек свёклы и кадки с огурцами, с помидорами, с яблоками мочёными, с арбузами. Это я очень хорошо помню. Спали на картошке, есть было нечего, мы были постоянно голодные и ели всё из кадок. Выжили…

- Вы контактировали с немцами, которые жили в домах по соседству с вашим погребом?

- Нет, конечно нет. Мы были, как скот, нас не признавали за людей. Маму иногда использовали, как прислугу. Заставляли убираться в доме. Потом переводчик немецкий пожалел нас и написал на погребе "тиф". Немцы жутко боялись тифа и больше никогда к нам не лезли. За всю бытность один раз. Шёл мимо немец, достал яйцо разукрашенное. Мама увидела это, кинулась и закричала: "Не надо!"- думала, что он нам гранату дал. Немец сильно плакал и показал фотографию, на которой были точно, как мы с братом, двое детей.

Был один полицай, который к нам ходил за содой. У бабушки была язва желудка и дядя перед тем, как идти на войну, принёс нам целый мешок соды. Бабушка как-то говорит полицаю: "Коля, ты что предательствуешь?"-, а он ей отвечает: "Бабушка, я от наших партизан, если что-то будете узнавать сообщайте мне."

С тех пор мы ему всё рассказывали. Помню, когда битва на Орловско-Курской дуге прошла, он принёс нам гостинцы: по куску хлеба настоящего, мы же не знали, что такое хлеб и по кусочку сахарка. Ой, как мы радовались. Потом через время люди передали, что Николай погиб и бабушка в церкви всегда свечки ставила за него.

- Каким Вам запомнился конец войны?

- Голод страшный, еды нет. Мы выполняли задание нарвать лебеды, клевера, чтобы сделать из этого что-то вроде хлеба. И тут мама бежит. Я упала и заплакала. Думала, что нас опять забирают в концлагерь. Мама закричала: "Война кончилась, доча, война кончилась! Мои деточки, не бойтесь!"