Сергей Красильников стал главным врачом Первой горбольницы полтора года назад. Со стороны может сложиться впечатление, что клинику с тех пор лихорадит: то разговоры о злоупотреблении родственными связями, то «революция врачей», то скандал с покупкой томографа якобы по завышенной цене… Между тем все это время Первая городская под руководством Красильникова стабильно работает и развивается. Вопреки как объективным трудностям, так и искусственно созданному нездоровому ажиотажу.
В минувшую пятницу Сергей Валентинович был гостем редакции газеты «Архангельск». Собеседником он оказался интересным: от острых вопросов не уходил, свою позицию по любому из них формулировал четко и ясно и просто был по-человечески обаятелен.
Каждая проверка для нас экзамен
– Сергей Валентинович, так что все-таки произошло на этапе покупки томографа? Была переплата или нет?
– Начну с предыстории, чтобы сразу снять все вопросы и домыслы. В должности главного врача я работаю с 21 января 2009 года. Средства на покупку томографа были запланированы еще в 2008-м при предыдущем руководителе. Есть целая пачка документов, в которых Еликанида Егоровна Волосевич просит выделить из городской казны средства в размере 93–95 миллионов рублей. У нее был колоссальный опыт, она прекрасно знала всех поставщиков медоборудования и порядок цен. То, что замена томографа была необходима, однозначно. Предыдущий аппарат проработал более десяти лет. И морально, и физически себя изжил. Моя задача состояла в том, чтобы эффективно потратить уже запланированные деньги – определить ту модель, которая наиболее подходит для нужд больницы.
Была созвана комиссия во главе с главным рентгенологом области – одним из самых компетентных специалистов по рентгеновской технике. Также в комиссию входили главный рентгенолог города, врачи, работающие на МРТ (магнитно-резонансный томограф), инженеры, которые обслуживают такую технику – не только из нашей больницы, но и из других учреждений. Я в эту комиссию не входил. Было определено техническое задание. Вопреки мнению, которое постоянно звучит в СМИ, отнюдь не под какую-то конкретную фирму. Ориентировались исключительно на параметры, характеризующие наиболее современные томографы. Да, старые модели тоже могут работать… Но если у вас есть возможность купить «Мерседес», вы же не будете брать «Запорожец». Он дешевле, но не лучше. Победителем торгов стал представитель Siemens, его официальный дилер в России как по соответствию техзаданию, так и по минимальной цене. Мы приобрели томограф на средства городского бюджета за 87 миллионов рублей – с 30-процентной скидкой от прайсовой цены и с рассрочкой на два года. Если не ошибаюсь, мы оказались третьими в России, кто купил подобный томограф. Эта модель действительно одна из самых современных, в ней применены передовые технологии.
– Какие именно? Они действительно того стоят?
– Преимуществ много. Во-первых, высокая разрешающая способность. Во-вторых, технология нулевого испарения геля, который используется для охлаждения аппарата. У менее современных моделей гель надо менять раз в квартал, а одна замена стоит 10 тысяч долларов. То есть миллион двести тысяч рублей в год накладных расходов. Кроме того, каждый раз томограф на неделю будет выпадать из работы, мы не сможем обследовать больных. У нашей модели замена геля требуется один раз в десять лет. Это гарантия фирмы-производителя, она прописана в контракте. Огромное достоинство и так называемая tim-технология. В томографах есть головки: нужно сканировать костную систему – работает одна, мышечную – другая, нервную – третья… Если проводится обследование человека, к примеру, после ДТП, когда повреждений много – врач каждый раз должен останавливать исследование, подходить к томографу и переключать эти головки. В нашем случае все происходит автоматически. Врач сидит за пультом и смотрит все, что надо. Процедура становится короче в два раза. Соответственно и больше пациентов успеваем обследовать. Там преимуществ еще много: это и улучшенная визуализация, и современные технологии контрастирования…
– Тогда откуда взялось уголовное дело и все эти публикации в прессе? И почему вы на это так спокойно реагируете, не пытаетесь что-то опровергать, доказывать? В конце концов, почему в суд не идете?
– В какой-то степени нам это даже выгодно, наша репутация от этого только укрепляется. Пусть правоохранительные органы еще раз все проверят и еще раз убедятся, что никаких нарушений нет. Нас уже проверяла Федеральная антимонопольная служба, прокуратура Октябрьского района, дважды – областная прокуратура… Просто есть у нас один писатель, который пишет во все инстанции… Мне вот говорят: «А что вы волнуетесь, все равно ведь ничего не находят». А я спрашиваю в ответ: «Вы сколько раз в жизни госэкзамены сдавали?» Для нас каждая проверка – это тот же экзамен, мы его уже сколько раз выдержали.
Главное, чтобы клиника развивалась
– Еще одна горячая тема в последнее время – потеря федеральных квот на кардиохирургические операции и в связи с этим возможная смена статуса больницы на областной. Вы еще здесь или уже там?
– Мы здесь, по-прежнему остаемся муниципальной больницей города Архангельска. Ни с квотами, ни со статусом пока определенности нет. Законодательство в плане финансирования, организации, принципов оказания помощи, делегирования полномочий действительно изменилось и повлияло на нашу работу не самым лучшим образом. Но все равно в этой ситуации главное, как говорится, – не бежать голым в баню… Мы детально анализируем всю нормативную базу, касающуюся статуса лечебных учреждений. Решение должно быть принято в первую очередь в пользу жителей города. Городская больница сегодня содержится в приоритете, а что произойдет после смены статуса? Самое главное, чтобы эта тенденция сохранилась, чтобы не страдали пациенты, чтобы клиника по-прежнему развивалась. Чтобы те высокие результаты, которых мы достигли, сохранялись.
– Но кардиохирургию уже передали области?
– Пока всего лишь заключили договор, что с января 2011 года – при условии, что будут выделены квоты на кардиохирургические операции – мы сдаем областной больнице часть площадей в совместное использование. И мы будем работать там, и областные специалисты. Для пациентов же ничего не изменится. Вариантов было два: мы оказываем высокотехнологичную медицинскую помощь в рамках нашей больницы, и она остается миниципальной, но тогда нам не светят федеральные деньги. Или мы передаем кардиохирургию в областную больницу, подаем заявку на квоты в Минздравсоцразвития и ждем решения.
– Так квоты все равно могут не дать?
– Никто не гарантирует, что даже после перехода в статус областного учреждения мы получим эти квоты. На сегодняшний день заявлены только федеральные центры. Если они в регионе есть, то даже ГУЗам, областным больницам не на что рассчитывать. А у нас их два – медицинский центр имени Семашко и центральная медсанчасть в Северодвинске.
– Отделение нейрохирургии Первой городской известно далеко за пределами Архангельска, там работает сильная команда под руководством одного из лучших нейрохирургов – Виктора Порохина, делаются сложнейшие операции на мозге и позвоночнике. Как по этому отделению может ударить смена статуса больницы? Ведь у области есть своя нейрохирургия…
– Нейрохирургическое отделение оказывает три вида помощи – скорую, высокотехнологичную и специализированную. И если скорая – это приоритет мэрии, муниципалитета, то высокотехнологичная – на федеральные деньги – нам по законодательству сегодня закрыта точно. Только если в закон не добавят строчку буквально из нескольких слов: «В том числе муниципальные учреждения». Пока мы можем оказывать высокотехнологичную помощь за счет средств или города, или области, если она их даст или делегирует нам полномочия.
А смена статуса – если она случится – скорее всего, приведет к сокращению коек. Представьте: две областные больницы, и в той нейрохирургия, и в другой – получается дублирование. Поскольку у нас еще оказывается скорая помощь, то ее можно оставить здесь, а всю плановую (вместе с ней и высокотехнологичную) отдать туда.
Я потенциально так рассуждаю. Как на самом деле будет – неизвестно.
– Надежд на появление этой строчки никаких?
– Позиция министра здравоохранения Татьяны Голиковой и начальника управления по ВМТ – не давать высокотехнологичную помощь муниципалитетам. Но сегодня она подвергается критике. Федеральных центров будет 14, пока построены семь. Ближайшие к нам – в Питере и Москве. В будущем еще появится в Калининграде. Что значит съездить в другой город – вы себе представляете: билеты, питание, проживание... А если пациент пенсионер, малообеспеченный? Эти расходы ведь никто оплачивать не будет. Раньше мы делали 1200 операций.
На этот год 800 наших квот были распределены между Москвой и Питером. Но многие люди говорят: нет, не поеду, лучше подожду, вдруг что-то изменится. Убеждаем, что не надо ждать, неизвестно как жизнь повернется, а может быть поздно... При этом мы реально можем оказывать эту помощь, только дайте нам финансирование. А за эффективность спросите.
Позиция подвергается критике, насколько я знаю, и на уровне антимонопольной службы: это федеральные бюджетные деньги, почему они распределяются только между определенными учреждениями? Но принесет ли это какой-то результат… Сильное лобби федеральных центров. Федеральные квоты – это не только суперсовременный расходный материал, но и зарплата в три раза больше. Поэтому они хотят перетянуть одеяло на себя. В перспективе – с 2015 года ВМТ уйдет в систему обязательного медицинского страхования, значит, и финансирование будет через ее фонды, как и мы все сейчас финансируемся. Для нас это единственный выход, если до тех пор позиция по этому вопросу не переменится.
– Может, просто те, от кого зависит принятие решений, в России не лечатся…
– Ничего подобного. Кем бы ты ни был, но если случится инсульт, инфаркт или травма – кирпич на голову упадет, куда тебя повезут? Не в Гамбург, не в Женеву и даже не в Москву. Просто не успеют... А мы сегодня готовы оказывать скорую помощь на уровне высоких технологий. И мне непонятна позиция Минздрава, почему нам не хотят дать возможность это делать. Оставляют только специализированную помощь и то при условии, что будет ГУЗ. Но даже с ними ситуация неоднозначная. Нам говорили: отдадите области часть помещений, то будут вам квоты. А сейчас выясняется, что не факт...
– Хоть с лекарствами в больнице проблем нет?
– Лекарства в больнице будут всегда. Расходы на них возмещает фонд обязательного медицинского страхования. Правда, тариф претерпевает тенденцию к уменьшению – его урезали на 30 процентов. Позиция руководства и моя личная: никаких лекарств мы с пациентов требовать не будем. Просто отчасти придется перейти с оригинальных препаратов на более дешевые аналоги.
Кабинет-музей
– Трудно руководить больницей после такой легендарной личности, как Еликанида Волосевич? Больницей, которая ею создана, где, как говорится, каждый гвоздь заколочен ее руками…
– Признаюсь честно: когда мне такое предложение поступило, я опешил. Сменить такого легендарного руководителя – большая ответственность, я осознавал и осознаю это. И стараюсь сверять свои действия с позицией Еликаниды Егоровны, когда это возможно. Просто сейчас другое время: и законодательство меняется, и подходы, поэтому приходится руководить немного по-другому, но с той же целью – чтобы больница развивалась. Мне интересно работать. И не страшно. Глаза боятся, а руки делают. Взялся – не хнычь. Справился – молодец, не справился – уберут.
– Коллектив встретил вас очень настороженно. А как сейчас? Удалось найти общий язык?
– Это лучше у коллектива спросить. Но я думаю, что определенный прорыв произошел. Все новое – всегда неизвестное, так что в настороженном отношении ничего удивительного нет. Первый год, конечно, был очень сложный. Я не ожидал, что мы получим «революцию врачей», но благодаря этой ситуации многому научился. Думаю, сейчас коллектив успокоился. Узнали меня, мое отношение к делу, и это уже не кажется чем-то новым и опасным. Люди знают, за что я с них спрашиваю, за что похвалю, за что накажу.
– А кабинет Еликаниды Егоровны вам чем не угодил? Зачем нужен был дорогостоящий ремонт с перепланировкой, которым, как писали в прессе, вы «отметили» вступление в должность?
– Я просидел в ее кабинете месяц, но не на месте руководителя, а за столом сбоку. По-другому просто не смог. Человек возглавлял больницу почти 50 лет и последние 30 работал именно в этом кабинете. На мой взгляд, это святое место. Мы организовали там музей, а я переехал в кабинет напротив, где раньше сидел заместитель главврача. А у нас и так у одного из замов своего рабочего места не было. Решили делать ремонт. Но это не было сразу после моего прихода, а в конце года – на оставшиеся деньги, сэкономленные от проведенного ремонта. Мы объявили торги на миллион двести тысяч, на эту сумму было отремонтировано пять помещений. Приемная главного врача, непосредственно кабинет (кстати, ни джакузи, никаких других излишеств у меня там нет), кабинеты двух замов и еще одно административное помещение.
Берем тех, кто может и хочет работать
– Тенденция последних лет – в больницах не хватает врачей…
– На сегодняшний день у нас 37 вакансий врачей, из них 20 – анестезиологи-реаниматологи. Самая дефицитная специальность: работа трудная – грань между жизнью и смертью, зарплата низкая, нагрузка большая, ответственность высокая.
– Но вы как-то проблему решаете?
– Ведем активную политику по привлечению молодых специалистов. Спасибо мэру Виктору Николаевичу Павленко и департаменту здравоохранения за поддержку. В городских больницах узким специалистам доплачивают «мэрские». Плюс у нас повышена зарплата. Тот же анестезиолог, придя к нам на работу, получает на восемь тысяч больше, чем, к примеру, в онкодиспансере или областной больнице. Оплачиваем съем жилья на вторичном рынке. В прошлом году компенсировали восемь тысяч, в этом, к сожалению, только четыре. Но это хоть какое-то решение проблемы. В прошлом году к нам на работу пришли 42 молодых специалиста, в этом – на распределении в СГМУ заключили договоры с 21 врачом.
– Пришли – это хорошо, но главное, чтобы остались…
– Основная масса остается, потому что это не случайные люди. Они ходили к нам на практику, на студенческий кружок, присутствовали на операциях… Мы знаем, что каждый конкретный человек может, как мыслит и как разбирается в клинике. Нам нужны молодые, амбициозные, грамотные, со знанием языков и компьютера. Сегодня без этого трудно совершенствоваться. Берем людей, которые могут и хотят работать. Тех, кто в последующем может приумножить и славу больницы и стать ее достоянием.
– Уровень подготовки выпускников-медиков вас устраивает?
– Это больной вопрос. Система подготовки меняется, к сожалению, не в лучшую сторону. Молодые специалисты в основном теоретики. Мы в свое время не могли сдать анатомию, если не держали в руках мозг, какие-то части тела. А сегодня они учатся по атласам, в которых все красиво: синим нарисованы вены, красным – артерии, мышцы тоже как-то выделены… А на живом-то теле все не так просто и понятно, есть масса нюансов. У нас весь шестой год была субординатура, когда мы осваивали только выбранную специальность. Потом еще год – интернатура. Тем более существовало распределение, и мы после окончания ехали в деревню. Это был хороший стимул – освоить профессию как минимум так, чтобы потом в тюрьму не сесть. Вот меня в Лешуконский район закинули. Какая бы критическая ситуация ни сложилась – если нелетная погода, то все, ты один, как хочешь, так и справляйся. Сегодня распределения нет, а в городских больницах всегда рядом старшие товарищи, которые помогут, подскажут и, в случае чего, беду отведут. Нам бы хотелось, чтобы подготовка была более практичная.
– А почему медсестрам и санитаркам зарплату повысить не хотите? Вот недавно апелляцию на решение суда, принятое в пользу вашей сотрудницы, подали…
– Мы за повышение заработной платы любым категориям сотрудников, в том числе и санитаркам. Но существующее сегодня законодательство не дает такой возможности. Мы работаем и отчитываемся по Бюджетному кодексу. Есть трехстороннее соглашение между администрацией области, профсоюзом работодателей и профсоюзами. Там прописано, что все доплаты, в том числе северные, включены в минимальный размер оплаты труда – 5329 рублей. Как только его отменят, у руководителей появится какая-то возможность доплачивать. Кстати, Верховный суд отозвал свое разъяснение по этому поводу.
Мы оспорили в суде только то решение, которое говорит, что одной конкретной медсестре-хозяйке неправильно начислена зарплата за один месяц – не доплатили 757 рублей 26 копеек. У нас прошли проверки КРУ, мэрии, отдела здравоохранения, инспекции по труду, свой внутренний аудит провели. Начисление заработной платы при существующем законодательстве правильное. И она в принципе все это понимает. Она борется не против нас, потому что здесь какой-то конфликт. Тем более суд не пересматривал всю схему начисления, а только принял решение выплатить ей эти деньги.
– А почему это трехстороннее соглашение не отменяют?
– Все упирается в деньги, их попросту нет. Для повышения зарплаты нужно найти в бюджете дополнительно три миллиарда рублей. Мы считали: только по нашей больнице понадобится 36 миллионов плюсом.
Ответственность за чужие жизни
– Сергей Валентинович, почему вы стали именно акушером-гинекологом?
– Гинеколог – это, на мой взгляд, хороший симбиоз мышления и рукоделия. Женская сфера всегда эндокринная. Нужно знать много эндокринологических схем, влияние гормонов, действие яичников, гипофиза… Это очень развивающееся направление медицины, в нем много научных свершений. К тому же я придерживаюсь мнения, что это больше мужская профессия. Женщинам тяжело работать в рамках акушерства. Ведь по беременности берешь на себя ответственность за жизнь двоих. Это требует от тебя определенных вложений – и времени, и душевных сил. Я вообще преклоняюсь перед женщинами-врачами и акушерами-гинекологами в частности. Дежурить сутками, не бывать дома и при этом все успевать – муж, дети, хозяйство… Когда приходят на работу молодые врачи, я лично их спрашиваю: почему? Многие говорят, что интересно, романтика, белые халаты, спасенные жизни, благодарные пациенты… Тогда объясняю, что пациенты будут всякие – и те, кто на вас все маты сложит, и пьяные, и недоброжелательные. Плюс небольшая зарплата, дежурство в выходные и праздники… Мне по молодости пришлось четыре года подряд 31 декабря дежурить. В полночь звоню жене по телефону: «Поздравляю тебя, милая». – «Я тебя тоже поздравляю». Утром приду – о, год не виделись… Получается, отговариваю? Можно сказать и так. Лучше сразу все сказать, чтобы человек осознанный выбор сделал, чтобы не было иллюзий. Когда они разбиваются, это очень болезненно сказывается на судьбе.
– Можете вспомнить какой-нибудь особенный момент из своей практики…
– Когда ребенок рождается и ты при этом был чем-то полезен – это неописуемое счастье. Таких моментов было много. А особенный… Помню, в областной роддом попала беременная женщина с сильнейшим кровотечением. Была серьезная операция. Ребенка, к сожалению, спасти не смогли. Но мы тогда перелили ей 12 литров крови, по сути, три раза всю кровь поменяли… Когда сделали вхождение в брюшную полость в четвертый раз, то кровотечение удалось остановить. Действительно, спасли человека и боролись за него на уровне геройства, хотя это и пафосные слова. В два часа ночи открыли пункт приема крови на приемном покое. Вызвали солдат, пригласили население. Вот это счастье. Гордость, что ты был к этому причастен и своими руками смог это сделать. Это как-то укрепляет в жизни, а в профессии – однозначно.
– А как относитесь к модной тенденции – присутствию мужа на родах?
– Мы сами это внедряли, но скажу так: надо подходить индивидуально. Это в философском плане рождение ребенка – возвышенное и торжественное событие для родителей. А в физиологическом – не особо эстетичная процедура. Много крови, да и ребенок сразу после рождения не такой уж розовенький и красивый. Если мужчина к этому готов и воспринимает событие через эмоции – все в порядке. А некоторые – исключительно визуально, и для них это шок. Кстати, есть исследования, что послеродовая депрессия случается не только у женщин, но и у мужчин. Я сейчас скажу в какой-то степени крамольную вещь, но это мое убеждение – женщине во время родов нужен не столько муж, сколько партнер – тот, кто поможет ей пройти это испытание: сестра, подруга, мама, бабушка… А супруг пусть стоит за дверями и там трясется. То, что он будет рядом психовать, пользы не принесет. Нужен тот, кто будет реальным помощником, кто будет поддерживать эмоционально.
– Вы с таким энтузиазмом рассказываете о работе врача. Почему же ушли в администраторы?
– Я уходил с большой мукой. Меня все устраивало: и работа, и результат, и то, что уже сложился круг постоянных пациентов. Когда ты работаешь врачом, на 90% все зависит от тебя и на 10 – от организации, от условий. Мужья говорили: «Сергей, вопросов нет, жену тебе доверю, но туалет в отделении в конце коридора ужасный и санитарка ходит полупьяная». Я чувствовал, что уперся в стену и мне как рядовому врачу эти вопросы уже не под силу. И как-то так судьба распорядилась, что вскоре меня пригласили стать главным акушером-гинекологом области, я занимал эту должность четыре года. Получил хороший управленческий опыт. Потом поступило предложение стать главврачом железнодорожной больницы, затем новодвинской, теперь вот – Первая городская.
– Раз уж зашла речь про условия, то скажите: почему все так неорганизованно в платном отделении «Доверие»? Очереди как в бесплатных поликлиниках, на многие обследования по телефону не записывают, а раз в неделю устраивают раздачу талонов…
– Очереди в платном отделении – это нонсенс. Но, к сожалению, мы люди государевы и сделать ничего не можем. Существующее законодательство тормозит развитие платной медицины, потому что ее регламентируют массой нормативов. Расценки нам утверждает мэрия, они «завязаны» и на федеральное законодательство, в них сложно внести изменения. Зачем регулировать это приказами? Рынок сам все отрегулирует. Если цена услуги завышена – люди просто к нам не пойдут и мы будем вынуждены ее снизить. В результате наши цены здорово отстают от расценок на те же услуги в других медицинских центрах. Благодаря этому у нас и в платном отделении столпотворение. Получается абсурд: люди несут деньги и не могут получить качественную услугу. Вообще платить должны те, кто может и хочет. А у нас сегодня все платят. Не должно быть наплыва в платном отделении. Нужно выстроить программу госгарантий так, чтобы основная масса населения получала плановую помощь по системе обязательного медицинского страхования. У нас она, кстати, одна из самых современных. К примеру, в Скандинавских странах очередь на плановую операцию три месяца, в Америке – шесть, у нас – месяц.
– А как относитесь к тому, что ваши врачи ходят «налево»: утром работают у вас, вечером консультируют в частных клиниках? Пациенты иногда жалуются, что в условиях стационара врач с трудом две минуты тебе уделит, а подробно и обстоятельно только в платной клинике готов побеседовать…
– Насколько я знаю, это не так широко распространено. С другой стороны, это право врача – чем ему заниматься в свободное от работы время. Если он может подработать – почему бы и нет? Что касается нехватки времени, то не вините в этом врача. Это не его вина, это его беда. Когда он работает на государство – у него есть определенная нагрузка. Я вот сейчас из Норвегии приехал, там три медсестры на одного пациента в реанимации, а у нас одна медсестра на десять. А постовая – одна на двадцать пять. И врачи также: один врач на 25 пациентов. Если бы нам сделали 5 пациентов, от этого все выиграли бы – и пациенты, и врачи.
Избиратели идут прямо в больницу
– Сергей Валентинович, вы еще и депутат Архангельского горсовета. Недавно там отправили в отставку председателя и избрали нового. Вы на чьей стороне были?
– Решение было принято коллегиально. Ведь не случайно, подписывая письмо, депутаты объединились не по партийной принадлежности. И «Единая Россия», и «Справедливая Россия», и ЛДПР, и беспартийные. Это общая позиция депутатского корпуса в том, что некоторые действия руководителя были неправильными.
– Как вы относитесь к идее отменить выборы мэра и ввести должность сити-менеджера?
– Выборы – это все-таки приверженность демократии. У нас и так уже много кого назначают. В случае с губернаторами, я считаю, это правильно. Но и народу нужно оставить возможность выбирать. Мы как жители города должны осознавать свою политическую ответственность.
– А вы зачем пошли в депутаты?
– Отстаивать в горсовете интересы социальной сферы в целом и здравоохранения в частности. Мы бюджетники, зависим от финансирования, от справедливого распределения бюджета. Сейчас в депутатском корпусе есть два главврача, и я считаю, что это неплохо. Представлено компетентное мнение людей от медицины.
– Ваши избиратели вас часто видят?
– Стараюсь встречаться с людьми по мере необходимости и возможности. У меня и плюс, и минус одновременно – любой избиратель знает, где мой рабочий кабинет, и идет не в депутатскую приемную, где постоянно работают мои помощники, а прямиком ко мне в больницу. Я сказал секретарю: пропускать всех…
«Мне что, фамилию сменить?»
– Когда ваш брат возглавлял департамент здравоохранения, это помогало или мешало в работе?
– Не помогало и не мешало. Я работаю в муниципальной больнице, а Андрей был директором областного департамента. Мое начальство – это мэр и руководитель городского департамента. Да, у меня есть брат. И я горжусь им. Тем, что он доктор наук, что у него большой опыт руководящей работы. Но мы развиваемся параллельно. Конечно, мы поддерживаем друг друга чисто по-человечески, потому что братья. Если есть какие-то огрехи – пусть поправят, если есть какие-то претензии – пусть накажут. Но все обвинения голословные, и дальше их дело не идет.
– А почему на вас столько нападок?
– Могу только подозревать – у людей есть зависть. Вот говорят: один стал директором и тут же назначил брата главврачом. Не родственные связи должны рассматриваться, а достоин или не достоин. Может работать на этой должности или нет. Если мне делают интересное предложение, я же не буду отказываться только потому, что мой брат директор департамента и люди могут не то подумать. Мне в свое время говорили: в областной больнице ты все равно главврачом не станешь, потому что в учреждении через дорогу уже руководит один Красильников. Я тогда про себя подумал: «Что, мне теперь уехать в другую область или фамилию сменить?» Так я не хочу ни того, ни другого. И принижать свои карьерные амбиции не собираюсь – с какой стати? Я здравомыслящий человек. Если я достоин каких-то должностей, то независимо от того, кто мой брат, я бы хотел, чтобы это случилось. Люблю работать, мне это нравится. И не хочу жалеть сил. Если один другого тащит за уши – тогда да, могут быть претензии. Но это не наш случай. Анализируйте, семь шкур снимайте за неправильные дела…
– У вас с братом есть общие интересы? Он вот спортом увлекается – лыжи, гири…
– В молодости я занимался лыжными гонками в школе высшего спортивного мастерства. Круглый год тренировки были шесть дней в неделю: зимой – лыжи, летом – кросс. У Андрея в это время были другие интересы. Когда в воскресенье в 11 утра я приезжал из Малых Корел, где уже тридцать километров отмахал, он в это время только вставал. У меня запал спортивной активности с годами пропал, а у него, наоборот, появился. Так что спортом, конечно, надо заниматься, но у меня пока не получается.
Лучший отдых – наедине с природой
– У вас есть пагубные привычки?
– Никогда в жизни не курил, вкус алкоголя узнал в 21 год. Правда, недавно начал курить сигары. Позволяю себе это редко, в хорошей компании… Выпить могу только по праздникам, выходным и в разумных пределах. Впрочем, есть у меня одна привычка, не знаю, насколько она пагубная, – охота. Хочется уйти в лес, отвлечься, побыть наедине с природой, пожить в избушке. Это дает эмоциональную разрядку, приводит мысли в порядок. Жена говорит: «Вот, в майские праздники все загорать ездили – одна подруга в Египет, другая в Турцию, а мы опять в Шеговары». Говорю: не мы, а я...
– Каким-нибудь охотничьим рецептом поделитесь?
– Кулинарными изысками на природе не увлекаюсь, что на костре сварил, то и вкусно. Все и всегда. А жена относится к этому так: птички, летите выше, зайчики, бегите быстрее, муж на охоту едет. Спасибо, говорю, проводила... Возвращаюсь, дверь открывает. «Ты кого-нибудь подстрелил?» – «Нет». – «Слава Богу».
– Вы с женой давно вместе?
– С Аллой мы учились на одном курсе. По профессии она врач-окулист, сейчас работает представителем фармацевтической компании. Сразу скажу, что никакие закупки у нее я не делаю. Алла представляет компанию, которая производит контрацептивы. Они в принципе в стационар никогда не закупаются, распространяются через аптеки. Сыну на днях исполняется 23 года. В этом году закончил мореходку – Макаровку – в Питере и нашел там работу.
– Сына сами принимали?
– Нет, что вы. Нельзя было. Мы ведь тогда только на шестом курсе учились. Я, как и остальные папаши, стоял под окном и махал супруге рукой.
– Но теперь-то уже можно… Когда внук должен будет появиться, возьметесь?
– Тут, наверное, без меня решат, кто должен это делать. Но я, пожалуй, все-таки не возьмусь – буду просто сидеть и переживать…
По материалам газеты «Архангельск»
фото: www.arhcity.ru